Лаврин Александр Николаевич. Рядовой, стрелок В/ч пп 35919, 350-й гвардейский ПДП, 103-я ВДД (г. Кабул)
06.11.1965 – 30.11.1984
Кандагарская «зеленка»
Одной из любимых телепередач Саши Лаврина была «Служу Советскому Союзу!». А еще ему нравилось участвовать в военно-спортивной игре «Зарница». Он мечтал стать военным. И не просто мечтал, а закалял и тренировал свое тело: активно занимался футболом и хоккеем, зимой совершал лыжные марш-броски по лесу. А когда узнал, что его призывают в десантные войска, вернувшись из военкомата домой, гордо сообщил:
– Мама, я буду десантником!
Потом было все, как полагается: шумные, веселые проводы, слезы матери, шутливые наставления друзей, стук вагонных колес и радостно-тревожные мысли: «Что там, впереди?»
А впереди, после ферганского карантина, оказался Афганистан. Точнее – 3-й батальон 350-го гвардейского парашютно-десантного полка, дислоцировавшийся на берегу речки Гильменд возле города Гиришк.
Читая письма ребят, служивших в Афганистане, не устаешь поражаться их трогательной заботе о спокойствии своих близких, особенно матерей. Александр Лаврин не был исключением: «Во первых строках своего короткого письма хочу сообщить, что я жив и здоров. Чего и вам вдвойне желаю. Дела идут нормально. «Старики» не пристают. Все хорошо...»
И это пишется о батальоне, в котором дедовщина цвела махровым цветом! К своему счастью, Саша не застал дембелей-чеченцев, под которых попал московский призыв – вот уж кому досталось по полной программе! Потом москвичи долго отыгрывались на следующих призывах. Когда в батальон попал Лаврин, готовились к «дембелю» уже «воспитанники» москвичей, также прошедшие суровую школу Кандагара, которые довольно спокойно и доброжелательно встретили пополнение.
3-й батальон прикрывал трассу Герат – Кандагар и сопровождал грузовые колонны, двигавшиеся по ней из Союза, а также регулярно участвовал в боях с многочисленными отрядами душманов. Поэтому-то новобранцам и не дали толком осмотреться и обтереться, уже через месяц начав посылать в составе рот на боевые операции и сопровождение колонн. А Саша продолжал в своих письмах успокаивать родных: «Погода здесь только неподходящая. Зимой будет плюс 12 – 14 градусов, ночью может быть около нуля, короче, легко задубеть. Летом температура до плюс 70 градусов. Мы находимся на самой южной точке, поэтому здесь так «тепло». У нас тут в пяти метрах от умывальника течет река, чуть шире, чем Сура. Летом три раза в день купаются. Даже и сейчас купаются, днем градусов 25 тепла, ночью холодно. Рыбу ловят в реке...»
Ну прямо курорт, да и только! Разве лишь летом малость жарковато. Но таким уж был по натуре Александр и так сильно любил маму, отца, брата и сестру, что не хотел их волновать и тревожить. И потому, уже зная, что будет служить в Афганистане, ничего про войну матери не писал и строго-настрого запретил об этом говорить своим друзьям. А между тем уже в первые дни службы из рассказов бывалых бойцов и собственных наблюдений понял, в какое пекло попал. Там, за рекой, громоздились глиняные дувалы и плоские крыши «зеленки» километрах в семи от гарнизона, белело строение, похожее на дворец. Десантники это сооружение прозвали «дачей Амина». Именно в те края за месяц до прибытия Лаврина двинули на проверку разведданных две роты батальона. В километре от «дачи» десантура попала под такой плотный, ожесточенный огонь, что пришлось срочно вызвать подкрепление, артиллерию, танки и вертолеты. В ходе ожесточенного боя «духам» удалось сбить одну из «вертушек» и нанести заметные потери батальону. И все же десантники отбросили обкурившихся душманов и захватили дворец.
А Саша даже после таких «страшилок» написал домой: «Мама, ты только не расстраивайся, что я здесь служу. Тут не так страшно, как рассказывают. И кормят не так, как в Фергане, едим вдоволь, пища вкусная. В общем, все будет хорошо!..»
Однако самым гиблым местом был Кандагар и его окрестности. Стычки и бои с отдельными отрядами моджахедов происходили чуть ли не каждый день. Периодически проводились крупные армейские операции с привлечением нескольких полков и бригад, но и «духи» подтягивали резервы и оказывали упорное сопротивление. Жестокие бои длились по несколько недель, а то и месяцев, причем с переменным успехом. Не случайно в солдатской молве эти сражения имели порядковые номера: Кандагар-1, Кандагар-2, Кандагар-3...
В 1984 году как раз проводился Кандагар-2. Именно большие потери и вынудили командиров привлечь необстрелянное пополнение. Так Лаврин оказался в 8-й роте. Утром батальон выдвинулся к Кандагару. Развернулся и начал прочесывание «зеленки». «Духи» огрызались огнем групп прикрытия и медленно отступали, минируя тропы. В результате ночь застала седьмую и девятую роты среди зарослей кустарника. Десантникам пришлось занимать круговую оборону и ждать рассвета. Восьмой роте повезло: она разместилась на границе «зеленки», недалеко от трассы. Командир роты выдвинул вперед боевое охранение с ручным пулеметом, в составе которого оказался и рядовой Лаврин.
...Трое бойцов расположились прямо на земле, подстелив под себя плащ-палатки и укрывшись за глинистыми обваловками вокруг стволов фруктовых деревьев. Очень скоро нахлынувший сумрак сузил окружающий мир до предела. Пришла ночь, туманная, белесая, с холодным размытым свечением высокой луны, чем-то похожей на пристальный, немигающий глаз огромного существа, презрительно разглядывающего копошение мелких людишек внизу. Очень скоро Саше стало казаться, будто из темного, клубящегося между черных корявых стволов деревьев тумана на него, так же не мигая, враждебно смотрят чьи-то злобные глаза. Боец невольно насторожился, подобрался, крепче сжал автомат, напряг до рези в глазах, зрение, до предела обострил слух, пытаясь уловить малейший подозрительный шорох. Текла минута за минутой, полз час за часом, но ничего не происходило.
Луна сместилась к зубчатой стене черного хребта, и теперь ее розоватые и синеватые кольца уходили за кручу. Мягкая, пушистая лапа подкравшейся дремы осторожно погладила его отяжелевшие веки, пытаясь их сомкнуть. Саша резко и сердито мотнул головой, отгоняя непрошеный и смертельно опасный сейчас сон. И в следующий миг буквально на пределе слуха уловил, скорее, полутон, чем сам звук, очень похожий на металлическое звяканье. А еще через несколько секунд сумел различить метнувшиеся между стволов тени в смутно белевших чалмах. «Духи»! Пытаются подобраться к роте!
И тогда рядовой Лаврин осторожно сбросил защелку предохранителя и ударил из автомата длинной, веером, очередью. Под отсветы пульсирующего на конце ствола пламени он заметил, как, пригнувшись, перебегает цепочка людей в чалмах, развевающихся накидках, с автоматами в руках.
В ответ вмиг ожила угрюмо молчавшая «зеленка», задышала, расцвела огнем и звуками. Со всех сторон в Лаврина, над ним и мимо полетели трассирующие пули, красные и белые брызги, пунктиры, колючие, ломкие иглы. Ахнул РПГ и огненной струей проревела реактивная граната. Ночной бой разгорелся внезапно, яростно и так же быстро стих, когда в стрелково-гранатометную перестрелку сначала вплелся ритмичный грохот АГСа, покрывший черноту сада цепью белых коротких взрывов, а следом загрохотали орудия танков и БМП. Наткнувшись на столь сильный и дружный огневой отпор, отряд душманов предпочел дальше не испытывать судьбу и ретировался в черноту южной ночи.
...Когда бойцы роты подбежали к месту, где вело бой охранение, они нашли Александра лежавшим на боку, уже без сознания. Пулеметная очередь пронзила его тело, кровь медленными толчками выплескивалась из ран. Десантники подхватили раненого и на руках осторожно понесли к бетонке, где уже стоял с заведенным движком БТР. Занесли в десантный отсек и уложили на расстеленные бушлаты.
– Гони! – махнул рукой взводный «водиле». Тот кивнул головой и захлопнул люк...
...Транспортер летел через Кандагар, как вестник смерти. С горящими фарами, завывая сиреной, врезаясь в улицы, изрыгая зловонную копоть. Миновав дома, достиг шлагбаума, поднырнул под полосатую перекладину и замер у госпиталя. Из приемной выбежали навстречу двое в белых халатах...
...Саша умер в госпитале 30 ноября 1984 года, так и не придя в сознание. Его тело перевезли на родину и похоронили в Кузнецке. За мужество и отвагу рядовой А. Лаврин был посмертно награжден орденом Красной Звезды.
Кандагарская «зеленка»
Одной из любимых телепередач Саши Лаврина была «Служу Советскому Союзу!». А еще ему нравилось участвовать в военно-спортивной игре «Зарница». Он мечтал стать военным. И не просто мечтал, а закалял и тренировал свое тело: активно занимался футболом и хоккеем, зимой совершал лыжные марш-броски по лесу. А когда узнал, что его призывают в десантные войска, вернувшись из военкомата домой, гордо сообщил:
– Мама, я буду десантником!
Потом было все, как полагается: шумные, веселые проводы, слезы матери, шутливые наставления друзей, стук вагонных колес и радостно-тревожные мысли: «Что там, впереди?»
А впереди, после ферганского карантина, оказался Афганистан. Точнее – 3-й батальон 350-го гвардейского парашютно-десантного полка, дислоцировавшийся на берегу речки Гильменд возле города Гиришк.
Читая письма ребят, служивших в Афганистане, не устаешь поражаться их трогательной заботе о спокойствии своих близких, особенно матерей. Александр Лаврин не был исключением: «Во первых строках своего короткого письма хочу сообщить, что я жив и здоров. Чего и вам вдвойне желаю. Дела идут нормально. «Старики» не пристают. Все хорошо...»
И это пишется о батальоне, в котором дедовщина цвела махровым цветом! К своему счастью, Саша не застал дембелей-чеченцев, под которых попал московский призыв – вот уж кому досталось по полной программе! Потом москвичи долго отыгрывались на следующих призывах. Когда в батальон попал Лаврин, готовились к «дембелю» уже «воспитанники» москвичей, также прошедшие суровую школу Кандагара, которые довольно спокойно и доброжелательно встретили пополнение.
3-й батальон прикрывал трассу Герат – Кандагар и сопровождал грузовые колонны, двигавшиеся по ней из Союза, а также регулярно участвовал в боях с многочисленными отрядами душманов. Поэтому-то новобранцам и не дали толком осмотреться и обтереться, уже через месяц начав посылать в составе рот на боевые операции и сопровождение колонн. А Саша продолжал в своих письмах успокаивать родных: «Погода здесь только неподходящая. Зимой будет плюс 12 – 14 градусов, ночью может быть около нуля, короче, легко задубеть. Летом температура до плюс 70 градусов. Мы находимся на самой южной точке, поэтому здесь так «тепло». У нас тут в пяти метрах от умывальника течет река, чуть шире, чем Сура. Летом три раза в день купаются. Даже и сейчас купаются, днем градусов 25 тепла, ночью холодно. Рыбу ловят в реке...»
 |
Ну прямо курорт, да и только! Разве лишь летом малость жарковато. Но таким уж был по натуре Александр и так сильно любил маму, отца, брата и сестру, что не хотел их волновать и тревожить. И потому, уже зная, что будет служить в Афганистане, ничего про войну матери не писал и строго-настрого запретил об этом говорить своим друзьям. А между тем уже в первые дни службы из рассказов бывалых бойцов и собственных наблюдений понял, в какое пекло попал. Там, за рекой, громоздились глиняные дувалы и плоские крыши «зеленки» километрах в семи от гарнизона, белело строение, похожее на дворец. Десантники это сооружение прозвали «дачей Амина». Именно в те края за месяц до прибытия Лаврина двинули на проверку разведданных две роты батальона. В километре от «дачи» десантура попала под такой плотный, ожесточенный огонь, что пришлось срочно вызвать подкрепление, артиллерию, танки и вертолеты. В ходе ожесточенного боя «духам» удалось сбить одну из «вертушек» и нанести заметные потери батальону. И все же десантники отбросили обкурившихся душманов и захватили дворец.
А Саша даже после таких «страшилок» написал домой: «Мама, ты только не расстраивайся, что я здесь служу. Тут не так страшно, как рассказывают. И кормят не так, как в Фергане, едим вдоволь, пища вкусная. В общем, все будет хорошо!..»
Однако самым гиблым местом был Кандагар и его окрестности. Стычки и бои с отдельными отрядами моджахедов происходили чуть ли не каждый день. Периодически проводились крупные армейские операции с привлечением нескольких полков и бригад, но и «духи» подтягивали резервы и оказывали упорное сопротивление. Жестокие бои длились по несколько недель, а то и месяцев, причем с переменным успехом. Не случайно в солдатской молве эти сражения имели порядковые номера: Кандагар-1, Кандагар-2, Кандагар-3...
В 1984 году как раз проводился Кандагар-2. Именно большие потери и вынудили командиров привлечь необстрелянное пополнение. Так Лаврин оказался в 8-й роте. Утром батальон выдвинулся к Кандагару. Развернулся и начал прочесывание «зеленки». «Духи» огрызались огнем групп прикрытия и медленно отступали, минируя тропы. В результате ночь застала седьмую и девятую роты среди зарослей кустарника. Десантникам пришлось занимать круговую оборону и ждать рассвета. Восьмой роте повезло: она разместилась на границе «зеленки», недалеко от трассы. Командир роты выдвинул вперед боевое охранение с ручным пулеметом, в составе которого оказался и рядовой Лаврин.
...Трое бойцов расположились прямо на земле, подстелив под себя плащ-палатки и укрывшись за глинистыми обваловками вокруг стволов фруктовых деревьев. Очень скоро нахлынувший сумрак сузил окружающий мир до предела. Пришла ночь, туманная, белесая, с холодным размытым свечением высокой луны, чем-то похожей на пристальный, немигающий глаз огромного существа, презрительно разглядывающего копошение мелких людишек внизу. Очень скоро Саше стало казаться, будто из темного, клубящегося между черных корявых стволов деревьев тумана на него, так же не мигая, враждебно смотрят чьи-то злобные глаза. Боец невольно насторожился, подобрался, крепче сжал автомат, напряг до рези в глазах, зрение, до предела обострил слух, пытаясь уловить малейший подозрительный шорох. Текла минута за минутой, полз час за часом, но ничего не происходило.
Луна сместилась к зубчатой стене черного хребта, и теперь ее розоватые и синеватые кольца уходили за кручу. Мягкая, пушистая лапа подкравшейся дремы осторожно погладила его отяжелевшие веки, пытаясь их сомкнуть. Саша резко и сердито мотнул головой, отгоняя непрошеный и смертельно опасный сейчас сон. И в следующий миг буквально на пределе слуха уловил, скорее, полутон, чем сам звук, очень похожий на металлическое звяканье. А еще через несколько секунд сумел различить метнувшиеся между стволов тени в смутно белевших чалмах. «Духи»! Пытаются подобраться к роте!
И тогда рядовой Лаврин осторожно сбросил защелку предохранителя и ударил из автомата длинной, веером, очередью. Под отсветы пульсирующего на конце ствола пламени он заметил, как, пригнувшись, перебегает цепочка людей в чалмах, развевающихся накидках, с автоматами в руках.
В ответ вмиг ожила угрюмо молчавшая «зеленка», задышала, расцвела огнем и звуками. Со всех сторон в Лаврина, над ним и мимо полетели трассирующие пули, красные и белые брызги, пунктиры, колючие, ломкие иглы. Ахнул РПГ и огненной струей проревела реактивная граната. Ночной бой разгорелся внезапно, яростно и так же быстро стих, когда в стрелково-гранатометную перестрелку сначала вплелся ритмичный грохот АГСа, покрывший черноту сада цепью белых коротких взрывов, а следом загрохотали орудия танков и БМП. Наткнувшись на столь сильный и дружный огневой отпор, отряд душманов предпочел дальше не испытывать судьбу и ретировался в черноту южной ночи.
...Когда бойцы роты подбежали к месту, где вело бой охранение, они нашли Александра лежавшим на боку, уже без сознания. Пулеметная очередь пронзила его тело, кровь медленными толчками выплескивалась из ран. Десантники подхватили раненого и на руках осторожно понесли к бетонке, где уже стоял с заведенным движком БТР. Занесли в десантный отсек и уложили на расстеленные бушлаты.
– Гони! – махнул рукой взводный «водиле». Тот кивнул головой и захлопнул люк...
...Транспортер летел через Кандагар, как вестник смерти. С горящими фарами, завывая сиреной, врезаясь в улицы, изрыгая зловонную копоть. Миновав дома, достиг шлагбаума, поднырнул под полосатую перекладину и замер у госпиталя. Из приемной выбежали навстречу двое в белых халатах...
...Саша умер в госпитале 30 ноября 1984 года, так и не придя в сознание. Его тело перевезли на родину и похоронили в Кузнецке. За мужество и отвагу рядовой А. Лаврин был посмертно награжден орденом Красной Звезды.